День в сине-бежевых тонах

Холодное нормандское утро. Ветер гонит с севера полчища туч, и они почти полностью заполонили небо. Лишь над шпилями собора какое-то время еще видно край этого тяжелого плаща... а потом он и линия горизонта смыкаются. Но мне нравится. Есть в этой погоде что-то первобытное, возвращающее к истокам. Что-то, чего боялись наши предки и от чего укрывались дома, у огня, слушая треск поленьев и заготавливая на зиму сказания и предания...

А еще такая погода, со стальным небом и холодным ветром, заставляет меня закрыть глаза и представить себя где-нибудь в Норвегии, тревожно вглядывающуюся в море (а не драккар ли показался?), с волосами, раздуваемыми ледяными порывами ветра...

Сегодня наблюдала, как танцует ветер. Вглядываясь в стекла трамвайной остановки, как в зеркала танцевального класса, ветер, наплевав на все законы жанра, кружился, извивался и гнулся, то припадая низко к земле, то вскакивая в своем безумном танце. И сухие листья, повинуясь ему, как шлейф восхитительного костюма, кружили в такт, следуя за каждым «па», повторяя каждую линию. Театральное представление, разыгранное для единственного зрителя — меня.

Город, резко опустевший, но по-прежнему дружелюбный, расстилает под ногами свои тротуары, слегка сдобренные липовыми листьями, и приглашает на прогулку тех, кто не испугался погоды. Самым смелым он готовит подарки в виде чудесных открытий. Он всегда так делает.

Хоженые уже не раз улочки, мысленное «сейчас надо пройти здесь» (приятно осознавать, что город открылся, что ты его уже почти изучил)... И неизведанное раньше. Церковь Сен-Николя. Ее шпиль я вижу из окна ежедневно, но так и не добиралась до нее раньше. Она красива... Но сама не своя. Церковь не действующая, а превращенная в выставочный зал. (Сегодня, например, там была выставка марок...)

Видно, что здание было сильно разрушено во время войны, и что его почти заново отстраивали... Это осознание не дает мне посмотреть на церковь «влюбленными глазами»... но вот я вижу колонну, на которой начертано по податливому камню песчаника «1828 год»... и сердце замирает. Кладу руку на шершавый, тепло-бежевый камень и представляю, что почти 200 лет назад этого камня касалась чья-то живая, теплая рука. Это невероятно. Десятилетия прошли, столетия... а этот кто-то все еще жив, потому что живу я. И я вижу след, который он оставил. Непередаваемо.

Потом будут колонны с более ранними датами, будет одна с датой 10 мая 1945 года... Но это уже будет после. Мой восторг и благоговение излились с теми первыми эмоциями, у первой колонны.